– А если ничего не надевать? – спросила Эдна.

Джон покачал головой:

– Будут гнать по улице и орать: «Белый дьявол!» Наши соотечественники успели тут набедокурить, так что лучше не говорить, откуда мы родом.

Со звездной повязкой, с чемоданом в ногах, Эдна катила на рикше по узким улицам.

– Правда, здесь сам воздух другой? – кричала из соседней коляски Маргарет.

Солнце село, и город был залит электрическим светом. В горячем мареве колыхались изображения доктора Сунь Ятсена и Ленина. Маршировали солдаты – маленькие, темнокожие, в коротких штанах. На головах фуражки, за спиной – широкополые соломенные шляпы.

Отель «Виктория» на острове Шамиан, где раньше была иностранная концессия. Башня со шпилем, вестибюль с сияющими полами, услужливые портье. Будто и не было никакой революции.

«Зазеркалье», – подумала Эдна, спускаясь в ресторан.

Влади крутился на стуле – он в жизни не видел таких резных потолков, таких портьер и мебели. Маргарет подавленно моргала.

– А здесь не слишком дорого? – спросила она мужа.

Джон рассмеялся:

– В Кантоне все дешево, особенно сейчас, когда многие иностранцы уехали. Хозяева из кожи вон лезут, чтобы привлечь гостей.

Во время ужина он говорил о том, что вскоре каждый рабочий сможет есть и пить в таком ресторане.

– У вас нет связей в штабе Чан Кайши? – спросила Эдна, когда они отправились наверх спать.

Джон задумался.

– Я могу познакомить вас с нашими авиаторами. Поговорите с ними, многие из них лично знают генерала. Он в них души не чает: все-таки авиация – это будущее войны.

– Когда начнется Северный поход? – спросила Эдна.

– Скоро. Сейчас Народная революционная армия проедает пять шестых бюджета провинции. Так долго продолжаться не будет.

3

Моторная лодка быстро неслась по волнам. Вдоль берега – рисовые поля, банановые деревья и плакучие ивы. На горизонте – утопающие в зелени холмы, а дальше – горы.

Джон Пратт снял очки – брызги то и дело попадали ему на стекла; без них его лицо казалось осиротевшим.

Лодка ткнулась носом в берег. Сопровождающий – высокий молчаливый китаец в военной форме – помог Эдне выбраться на берег.

– Сюда, пожалуйста, – произнес он по-английски.

Плацы, казармы – все чисто и ухоженно. Курсанты с деревянными ружьями – совсем юные, руки – как прутики.

– Почти дети! – шепнула Эдна Джону.

Он улыбнулся:

– А кого вы думали увидеть?

– Не знаю… Крестьян, батраков…

– У крестьянина семья, голодные рты – ему нельзя на войну. Да он и не верит ни во что. А молодежь – это совсем другая публика. Раньше солдаты воевали за интересы князей и помещиков, а сейчас у них появился шанс воевать за свою свободу – за право принимать решения, за право быть равным с другим человеческим существом… со мной, с вами…

– Вы действительно считаете, что неграмотный крестьянский парнишка – вам ровня? – удивилась Эдна. – Разве его можно поставить на ваше место?

– А сам-то я откуда? – рассмеялся Пратт. – Точно таким же крестьянским мальчиком и был: батрачил, на заводе работал. Коммунисты дали мне шанс, и я хочу, чтобы этот шанс появился у каждого.

На утоптанной площадке стояли аэропланы, вокруг суетились рабочие в комбинезонах.

– Я вас сейчас познакомлю с лучшими в мире людьми, – сказал Джон. – Один – безногий канадец, ветеран войны, гениальный химик и механик. Второй – Даниэль Бернар, на нем держится весь аэродром, все поставки запчастей и оружия. Он абсолютно влюблен в авиацию, сам тоже летает. Третий…

– Как вы сказали? Даниэль Бернар? – ахнула Эдна.

– Да, он немец, раньше жил в Шанхае, даже занимался бизнесом, но потом присоединился к революции. Золотая душа у человека!

В небе затарахтело, тень на секунду закрыла солнце, и небольшой аэроплан зашел на посадку. Откуда-то выскочил огромный бассет, залаял, припадая на толстые передние лапы.

Эдна смотрела на аэроплан. Сердце ее билось. Она уже знала, кто будет в кабине.

– Пойдемте! – потянул ее за руку Джон.

Эдна отмахнулась от него.

Летный шлем, очки, парусиновая куртка… Даниэль – ее Даниэль! – спрыгнул на землю. К нему подбежали люди, он повернулся, и Эдна поняла, что он узнал ее.

4

Авиаторы встретили ее как родную.

– Пойдемте с нами чай пить! – приставал к Эдне кудрявый Пьер, бельгиец. – Иначе мы вас не отпустим!

И Эдна и Даниэль сделали вид, что они незнакомы.

Под «чаем» подразумевался целый обед, сервированный под навесом из пальмовых листьев. Маленькие слуги приносили одну плошку за другой – с рисом, с разжаренной тушенкой, с овощами.

Из уважения к даме все перешли на английский язык.

– Питаемся скромно, но здорóво, – сказал болгарин Константин. – Хотя от мороженого я бы не отказался. Мы тут скоро совсем одичаем.

Пьер перебил его:

– Мисс Эдна, вы ведь журналистка, да? Что творится на «материке»?

Она рассказывала, стараясь не встречаться глазами с Даниэлем. Он сильно похудел, загорел, коротко постригся. Комбинезон его был в масле, на рукаве – аккуратная штопка. И все равно в нем проглядывался безукоризненный джентльмен – то, перед чем Эдна никогда не могла устоять.

За все время он не проронил ни слова; Эдне мучительно хотелось упрекнуть его, растормошить, но она продолжала болтать с авиаторами.

Они не скрывали, что скоро начнется наступление.

– Карт нет, план перелета не разработан, единственный ориентир – железная дорога, а дальше лети как знаешь, – весело говорил чернобровый Сергей, из русских.

– И вам не страшно? – удивилась Эдна.

Сергей хлопнул по плечу соседа, блондина с выгоревшими на солнце волосами:

– Ничего, у нас есть Тальберг! Он рисует, как Леонардо да Винчи! Прямо в воздухе умудряется начертить схемы. По ним и будем летать.

Это были сумасшедшие люди. Все фронтовики, все молодые. Даниэль и сидевший рядом с ним механик Лемуан – тот самый, безногий, – были самыми старшими.

– Что я не видел дома? – усмехался Пьер. – Кому я там нужен? А здесь все кипит. Летишь по воздуху, смотришь вниз – и понимаешь, что вот отсюда, от реки с островами, расходятся лучи новой жизни.

Они делали то, что считали нужным, и ничего не боялись. Они не ждали, что их мечты осуществит кто-то другой. А что до риска – да черт с ним!

Метеоданных нет и не будет, погода меняется каждые тридцать минут – ничего, выдюжим. Вместо аэродромов – поля. Боезапас, горючее и запчасти перетаскивают по земле кули. «Зазеркалье, – вновь подумала Эдна. – Средневековье пополам с двадцатым столетием».

Может быть, в этом и было дело? Они собрались здесь, чтобы поиграть в средневековых рыцарей и робин-гудов? Где еще они найдут доступных королей, готовых озолотить победителей, и чернь, которую можно защитить от злого шерифа?

Сейчас они наперебой ухаживали за «прекрасной дамой» – это тоже вписывалось в сюжет пьесы.

«А ведь ни с одним из них нельзя быть счастливой, – с горечью подумала Эдна. – В их постановке есть только один главный герой, а роль женщины сводится к крикам „Спасите!“ и благодарному поцелую в финале».

После обеда она все-таки подошла к Даниэлю.

– Товарищ Бернар, я могу взять у вас интервью?

Он переменился в лице:

– Разумеется. Пойдемте в ангар.

Здесь было жарко и душно, столб света падал из открытой двери на крыло нового аэроплана.

Даниэль указал Эдне на перевернутый ящик:

– Садись.

Но она осталась стоять:

– Даниэль, мне нужен развод.

– Да, конечно.

Он был спокоен и тих, и уже за это Эдна готова была убить его. В ангар вошел Муха. Посмотрел исподлобья и сел у ног хозяина – как часовой.

– Даниэль, мне сказали, что ты поставляешь кантонцам оружие, – дрогнувшим голосом проговорила Эдна. – Ты не боишься, что их армия уничтожит все, что нам дорого?

– Ты переоцениваешь китайцев, – отозвался он. – Их солдаты – это нищая голытьба, нанятая по деревням за шесть – десять долларов в месяц. А офицеры почти поголовно – дети помещиков. Коммунисты хотят национализировать землю, иначе Россия не даст денег на войну. Но если Чан Кайши заикнется о переделе земельной собственности, китайские офицеры прирежут его. У них нет идеологии, только лозунги, за которыми не стоит конкретной программы. Причина этой войны в том, что китайцы не хотят жить, как раньше…